«Я в вашем городе ничего не знаю», — написал мне мужчина в Интернете. «Откуда?» — поинтересовалась я. «С Донбасса. Беженец», — коротко сообщил собеседник. Так началось знакомство с моим будущим мужем.
Обжегшись по ранней молодости, замуж я не торопилась. Тем более заняться было чем. В наследство от первого брака мне остался сын. Время расписано по минутам, четыре работы, чтобы нам прокормиться в лихие 90-е. Не до личной жизни. Только к сорока я поняла: на самом деле я больше не хотела создавать семью. Где-то на подкорке, видимо, записалось: это может быть больно! И как только в моей жизни появлялся мужчина, особенно с серьезными намерениями, я тут же неслась прочь рысью. И вдруг, неожиданно для себя, пишу: «Я родилась в Чебоксарах. Многое знаю. Это город с интересной историей».
Итог переписки: встреча на Западном косогоре. Сугробы, мороз хорошо за двадцать. Друг другу мы не понравились. «Какой старый. Наверное, выпивает», — подумала я, хотя Андрей на три года меня моложе. «Какая фифа! — подумал он. — Не потяну». «Это Введенский собор, — показывала я на купола. — Самая первая церковь города. Напротив — старейшая в России тюрьма». Он трясся от холода в тонкой куртке, но вникал. Через час замерзла и я.
«По домам?» — спрашиваю. «А спасибо за экскурсию?» — в ответ. И вот мы в кафе. Пьем кофе. Теперь рассказывает он: «Мирная жизнь в нашем селе кончилась 6 сентября. Накануне через наше село прошла военная техника. Люди гурьбой высыпали на улицу — вот невидаль! А под утро все узнали, что такое настоящий бой. Как трясутся стены от разрывов, как грохочет воздух, пронизанный резкими очередями. Все страху натерпелись. В нашем доме подвала не было. Разве что в угол забиться. С тех пор ночи стали громкими — каждая. И так полгода, пока не уехал». И здесь уже вникала я. Одно дело — СМИ, а тут очевидец.
«Как-то нас, местных жителей, в поле позвали после боя — убитых собирать. Трактор с прицепом подогнали. Жуткое это зрелище: кого-то ведь просто застрелило, а кого и разорвало. Стали редеть посадки и Ореховый сквер — топить дома чем-то надо. У нас в этом сквере грецких орехов немерено. Знал бы, почем они здесь, с собой мешок прихватил бы, — шутил Андрей. — Магазин некоторое время еще работал. А потом — как бог на душу положит. Люди очень скоро научились понимать по звуку, что именно бьет, откуда и куда летит. Это важно — знать, когда падать, а когда игнорировать. Однажды хлеб завезли — и началось. Но очередь даже глазом не моргнула — точно не к нам».
На выездах из села появились блок-посты. Как-то внук-подросток к бабушке из Мариуполя пришел. Не пустили, развернули обратно. Там — Украина, здесь — ДНР, пропуска нет. В основном все по домам сидели. Выходили разве что в огород. Ведь не угадаешь, когда начнется стрельба. «Помню, к другу через пару домов заглянул. Сидим на кухне, чай пьем. Смотрим в окошко: к старой водонапорной башне, не действующей уже, люди в камуфляже подъехали, ящики таскают. А через несколько минут башня сложилась от взрыва, словно карточный домик. Как потом нам объяснили, она могла служить ориентиром, наводкой во время обстрела».
Человек ко всему привыкает. Вышел на улицу. Стрельба. Все ближе. Ближе. И вот уже на шелковицах в твоем саду ломаются с характерным треском ветки — все, пора заходить в дом.
Меня удивляли его вопросы. «У вас растут акации?». Да, конечно — кто ж не знает густые кусты с веселенькими желтыми цветочками! «Нет, не такие. У нас это настоящие деревья с большими колючками на стволе и ветках». Сразу родными стали для Андрея пирамидальные тополя, хоть они здесь низенькие (уже потом я водила мужа глядеть на чебоксарские каштаны — еще один «привет с юга», и тоже у нас приживаются).
А он мне описывал природу Донбасса. В степь надо ехать весной. Тогда это красота: все зеленое, все жужжит, звенит, дышит ароматами, густая трава пестреет яркими цветами. А потом это выжженное пространство. Сорокаградусная жара. Тамошние ветры-суховеи не несут прохлады. Наоборот, обжигают. А еще по степи ходит-колобродит в разные стороны «перекати-поле» — шары из жухлой, спутанной и спаленной солнцем травы.
Степные обитатели — тушканчики, суслики, дрофы. Даже сумчатые волки раньше водились (теперь они — краснокнижные, живут там в Хомутовском заповеднике). И да — тарантулы. Ядовитые черные пауки с оранжевыми лапками. «Эти пауки копают норки. Мы в детстве их ловили. На нитку лепишь пластилин — и в норку. Он нападает, и мохнатые лапки пристают к пластилину».
Кофепитие окончено. Но расставаться уже не хочется. «В кино?» — «В кино!». «Откуда у тебя деньги?» — интересуюсь. — «Да я уже на вахту успел съездить».
К дню рождения у меня на столе красовались розовые герберы. А к Новому году ко мне на работу заехал гусь — опять-таки стараниями Андрея. Мы его потом зажарили в духовке. Мне 45. За мной ухаживают. Правда, что ли?
…Фотографию дома Андрея нам выслали его соседи. В него попал снаряд, и он сгорел. «Значит, хорошо, что уехал», — сказал он, помолчав некоторое время. Родился муж в Волновахе. А в селе под Мариуполем прожил 30 лет. Причиной скорого отъезда стала ракета, взорвавшаяся над тогда еще целым домом. Он разговаривал по телефону. Дал отбой и дошел лишь до дверного проема, как над крышей прогремел взрыв. В окнах вылетели стекла, сорвало с петель двери, ноги окатило взрывной волной. «Радиоуправляемая, — сказали потом спецы. — Хорошо, что разговор прекратил. А то бы прямо в дом». А через 15 минут стало ясно, что пострадали и соседи — осколки попали в сенник, сухая трава вспыхнула. Пугаться некогда — все побежали тушить.
Вот тогда-то решение созрело окончательно — в Россию. «В пункте для беженцев сначала предложили Архангельск. Потом Чебоксары, — говорит он. — Я слышал про этот город раньше. И про чувашей тоже. У моего знакомого на Белосарайской косе жена из этих мест».
Вместе мы оформили гражданство — заполняли бланки, ездили в миграционную службу. Жизнь постепенно входила в нормальную колею. И все же на предложение руки и сердца я ответила только через три года. И нисколько об этом не жалею. Я счастлива.
В свое время муж работал на металлургическом комбинате имени Ильича. В «Азовстали» был на практике, когда учился. События в этом городе чуть больше года назад нас потрясли. С братом Андрея, живущим в Мариуполе, прервалась связь. Смотрели новости, любую строчку выуживали из интернета, искали списки эвакуированных. И так каждый день в течение двух месяцев. Помню, как с каменным лицом молчал мой муж, как все это время напряжение не отпускало ни на минуту. И вот долгожданный звонок: живы. Почти все. Муж старшей дочери попал под пулю снайпера.
Сейчас Мариуполь отстраивают. Там поднимаются новые дома. Он возрождается буквально из пепла. А муж уже привык здесь. Ему нравятся Чебоксары, где я родилась, выросла и живу. Он даже ролик сделал о столице Чувашии — там плывут городские пейзажи, красивые панорамы под песню о Чебоксарах.
А мне стал близким Донбасс, хотя я ни разу там не бывала. Я привыкла к необычной речи, к плавному, неспешному говору. Здесь все угадывают, откуда муж родом, с двух слогов. «Тю!» — всегда удивляется Андрей. «Это у вас так там говорят? А я думала, это Катаев выдумал в повести «Белеет парус одинокий». Мне нравятся жареные помидоры, которые делает муж. А иногда я сама затеваюсь «пекти» пироги.